Май заканчивался.
Нет, он, конечно, мог бы найти себе куда более интересное занятие, но сзади уже напирал июнь, жарко попыхивая летним солнцем. Поэтому маю не оставалось ничего другого, кроме как заканчиваться.
Лю бодро балансировала на высоченных каблуках летних босоножек, для равновесия размахивая белым, шуршащим на ветру пакетом. Чуть позади сонно шлепал сланцами и недовольно щурился покрасневшими глазами Бонифаций. Было жарко, и Бо это совсем не устраивало.
- Лю, ну сходила бы в магазин одна, - в который раз жалобно застонал он, - ну меня-то зачем надо было вытаскивать?
- Ничего, прогуляешься немного, тебе полезно. – Людмила лучилась энергией, как атомный реактор перед взрывом. - А то со своим компьютером скоро мхом зарастешь и плесенью покроешься. Будешь как пенек в лесной чаще. Тихий и грибы на макушке вырастут.
Собственно, идея похода в магазин, который Люда уже гордо окрестила «вечерним променадом» (да, учеба на филфаке не прошла даром), ей же и принадлежала. К тому же это была отличная возможность проветрить соседа по квартире, который третий день не выходил из дома, зарывшись в материалы для своего доклада. Доклад был в состоянии «ой, мама, завтра сдавать», и этот факт открыл в обычно ленивом и легкомысленном Бонифации недюжинную работоспособность и сосредоточенность. Этот же факт повлек за собой исчезновение всех запасов кофе, за которым они сейчас и направлялись.
- Люда… Мне еще до чертиков писать, Люда… - снова заныл Бо.
- Не называй меня Людой, жалкий человечишко! – Лю, возмущенно развернувшаяся на своих «ходулях», как ласково окрестил ее шпильки Бонифаций, пошатнулась и замахала руками. – И вообще, еще одно подобное обращение, и я буду называть тебя Боней!
Бо испуганно поежился и на всякий случай заткнулся. Обращение «Боня» вызывало в его голове смутные ассоциации с участницей печально известного на всю страну Дома-2 и пугающие воспоминания о бабушке и походах в цирк. Эта не в меру бодрая пенсионерка, к счастью для Бо, проживающая на другом конце города, до четвертого класса упорно впихивала в любимого внучка манную кашу, правила сложения-вычитания-умножения-деления и книги детских классиков. Основным аргументом этого педагогического насилия была фраза: «Иначе вырастет какой-нибудь дворник вроде дяди Вани!» Бонифаций, втайне жутко завидовавший вышеупомянутому дяде Ване, который целыми днями торчал на улице, болтал со случайными прохожими и изредка помахивал метелкой, чтобы создать видимость работы, печально вздыхал и принимался за очередной рассказ Пришвина.
Но самое страшное для мальчика начиналось, когда радостный голос бабушки произносил: «Боня, золотце, надевай свой парадный костюмчик. Мы идем в цирк!» В такие моменты маленькому Бонифацию искренне хотелось забиться в какой-нибудь дальний уголок и прикинуться тихим и безобидным плюшевым мишкой. Но вместо этого он растягивал губы в благодарной улыбке и шел одевать свой парадный костюмчик. В конце-концов, спорить с Олимпиадой Афанасьевной было бесполезно.
И дело было даже не в нелюбви Бо к цирку. Нет, цирк Бонифаций любил и ходил бы туда с большой радостью. Если бы не они… В ярких, кричащих нарядах, с фальшивыми зловещими улыбками на пол-лица… С облезлыми мартышками, вылинявшими попугаями, потоками фальшивых слез и противно дребезжащими шарманками…
Да-да, Бо панически боялся клоунов. Причем страх его был абсолютно необъясним. Даже сам Бо не смог бы объяснить, почему он их боится. Именно поэтому, услышав где-то неподалеку знакомую жалобную звеняще-хрипящую мелодию, парень нервно заозирался в поисках источника звука.
- Смотри-ка, шапито! – удивленно воскликнула Людмила.
Действительно, на пустыре, мимо которого проходила дорога в магазин, раскинулся пестрый шатер цирка шапито. Возле входа в шатер стоял клоун с большим попугаем на плече и монотонно крутил ручку видавшей виды шарманки, хрипло выводящей «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…».
Вдруг Бонифаций почувствовал, что его тянут за руку.
- Э, куда?..
- Пойдем посмотрим, интересно же!
Лю радостно потащила парня в сторону цирка, не обращая никакого внимания на протесты последнего. Чем ближе они подходили к шапито, тем больше Бонифаций убеждался в странности происходящего. Ткань шатра, костюм и грим клоуна, оперение попугая – все было каким-то блеклым, выцветшим, вылинявшим. Каким-то…ненастоящим.
Заунывная мелодия смолкла. Клоун замер и пристально уставился на подошедшую парочку.
- Извините, а когда начнется представление? – неуверенно спросила Людмила. Она уже потихоньку начинала жалеть, что все это затеяла.
Клоун продолжал смотреть на них пустым скучающе-равнодушным взглядом. Молчание разливалось в воздухе густой смолой, и Бо чувствовал, что вязнет в нем, погружается в тишину, как в трясину или зыбучий песок.
Из хвоста попугая выпало несколько блеклых перьев. Клоун указал на вход в шатер и хрипло проговорил: «Сейчас начнется. Платы не надо.» Молодые люди робко вошли внутрь.
Зрителей было мало. Большая часть сидений пустовала, поэтому найти свободные места не составило особого труда. Перед тем как погас свет, Бонифаций успел мельком оглядеть сидящих в зале. Как ни странно, детей не было вовсе, пара-тройка подростков, группка ребят примерно их с Лю возраста и взрослые, серьезные на вид люди.
Представление началось, и с каждым новым номером у молодых людей усиливалось неприятное чувство нереальности происходящего. Конферансье был вдрызг пьян и еле держался на ногах; толстые гимнасты неуклюже кувыркались на арене; дрессировщик лениво укрощал тощих, с выпирающими ребрами, львов и облезлых собачек в намордниках; жонглер никак не мог справиться с тремя мячиками, которые постоянно укатывались в разные углы сцены; фокусник ронял карты из рукавов и не замечал торчащих из потайных карманов платков; клоун, стоявший ранее возле входа, исполнил под аккомпанемент шарманки заунывную песенку, от которой Бо мороз продрал по коже. Дырявые костюмы, облезлые декорации, драные блестки, обшарпанный инвентарь… К удивлению обоих ребят, каждое выступление сопровождалось аплодисментами и одобрительными кивками остальных зрителей, не нарушающих, впрочем, общей серьезности лиц. Все это больше напоминало дурной сон, который все продолжался и продолжался...
Наконец представление закончилось, но Лю и Бо продолжали сидеть, находясь в каком-то тягостном оцепенении. Когда они все-таки смогли пошевелиться, зал уже был пуст. На выходе они снова увидели клоуна, который отвязывал полотнище, закрывающее вход.
- Простите, а что это было? - робко спросил Бонифаций, усилием воли преодолев свою клоунофобию. Циркач отвлекся отсвоего занятия и устало посмотрел на парня. Теперь в его глазах читалась только грусть и неизъяснимая тоска.
- Это цирк для тех, кто не верит в чудеса.
Полотно опустилось, закрывая проход. Ребята, все еще пребывая в ступоре, двинулись в сторону дома. Некоторое время Бо слышалась шарманка, утомленно выводящая «милый Августин, все пропало…», но когда тот обернулся, на пустыре уже ничего не было.</p>
- Лю, ну сходила бы в магазин одна,
- Ничего, прогуляешься немного, тебе полезно.
- Люда… Мне еще до чертиков писать, Люда… - снова заныл Бо.
- Не называй меня Людой, жалкий человечишко!
Ставь дефис перед началом диалога!
Обращение «Боня» вызывало в его голове смутные ассоциации с участницей печально известного на всю страну Дома-2 и пугающие воспоминания о бабушке и походах в цирк. Эта не в меру бодрая пенсионерка, проживающая, к счастью для Бо, на другом конце города, до четвертого класса упорно впихивала в любимого внучка манную кашу...
так лучше и правильнее.
- Смотри-ка, шапито! – удивленно воскликнула Людмила.
Действительно, на пустыре, мимо которого проходила дорога в магазин, раскинулся пестрый шатер цирка шапито.
еще одна такая ошибка - анально покараю! >:O И да, после диалога рассказ надо переносить.
хрипло проговорил: «Сейчас начнется. Платы не надо».
точка. моя твоя карать! >:O
Лю возраста и взрослые, серьезные на вид, люди.
запятЭ.
который отвязывал полотнище, закрывающее вход.
- Простите, а что это было? - робко спросил Бонифаций, усилием воли преодолев свою клоунофобию.
Халк зол!
ну, что я могу сказать. ты преодолела саму себя. слишком много ошибок.